Солдат особого риска

13 марта 2014 |

• Статьи

Среди множества событий, произошедших в жизни Михаила Шестакова, «особняком» стоит срочная служба в Советской армии. Выполнять ее пришлось в одном из самых опасных мест – на Семипалатинском атомном полигоне.

На действительную военную службу Михаила призвали 8 ноября 1963 года. Из Поспелихи вместе с земляками Павлом Забарой (Красноярское), Яковом Неварой (Николаевка), Виктором Гладких и Виктором Плохих (Поспелиха) он был отправлен на сборный пункт в г. Рубцовск. Там в полной неизвестности просидели томительные четверо суток. За это время Михаил познакомился с теми, с кем предстояло ехать к месту службы, и, наконец, увидел «покупателей» – представителей воинской части, посланных для сопровождения команды.

 Но вот прозвучал долгожданный приказ «По вагонам!». Будущие солдаты заняли места, и поезд медленно тронулся в южном направлении. Все! Прощай, «гражданка»! Естественно, парни стали выпытывать у сопровождающих, куда же их везут, но те лишь загадочно говорили: «Увидите». И все же кто-то из сержантов проговорился, что едут в секретную часть и что о месте службы будет запрещено сообщать домой.

 Станция «Конечная»

Утром следующего дня поезд прибыл на станцию, название которой Михаил узнал позже – «Конечная». Такое «имя» в точности соответствовало ее географическому положению – дальше железнодорожных путей не было.

– До сих пор хорошо помню, как впервые ступил на землю полигона, – рассказывает Михаил Петрович. – И тот поезд, и станционные здания, и все пространство вокруг. Со стороны станции очень хорошо просматривался большой населенный пункт, туда и направились автобусы с прибывшими новобранцами. Помню, как проезжали вдоль очень длинного, высокого дощатого забора, по верху которого в несколько рядов тянулась колючая проволока. Бросилось в глаза, что в его начале стояла сторожевая вышка с часовым. В моей голове еще раз промелькнула мысль: «На серьезном объекте служить буду!».

В клубе замполит прочитал нам короткую лекцию – мол, так и так, служить будете на Семипалатинском ядерном полигоне, но об этом никто не должен знать. Письма сюда идут через Москву и обрабатываются военной цензурой. Кто допустит утечку информации, будет иметь дело с КГБ. Конечно, со стороны выступающего не обошлось без высоких слов о большой чести для тех, кто призван на полигон «выполнять задание партии и правительства»…

Крепче за баранку держись, шофёр!

На следующий день Михаил узнал, что служить будет в автомобильном батальоне (в/ч 21646). Сразу после завтрака начались занятия: изучение Устава, оружия, политическая, физическая и тактическая подготовка и, конечно, строевая. Учеба прерывалась только на обед и заканчивалась часов в шесть вечера. После получасового перерыва шли на ужин. Потом еще часок проводились какие-нибудь занятия, и затем до половины десятого наступало свободное время, когда можно было написать письмо домой, подшить подворотничок у гимнастерки, что-нибудь почитать, поиграть в шашки в «красном уголке» и т.д.

Курс молодого бойца закончился в конце декабря. Как и положено, завершился он принятием воинской присяги. Михаил, пройдя переобучение на военного водителя, получил в свое распоряжение ГАЗ-69 и стал возить научных работников, которые осуществляли подготовку и проведение всех испытательных взрывов, а в течение длительных промежутков между ними – исследования, имевшие отношение к совершенствованию ядерного оружия и изучению его поражающих факторов. Через год Михаила как наиболее подготовленного водителя перевели в особый отдел полигона под начало подполковника М. Евдокимова.

Подземные взрывы

 осуществлялись в горах. Атомные заряды закладывались не глубоко под землю, а внутрь горы. Для этого в ее основании прокладывалась горизонтальная, очень прямая штольня, заканчивающаяся где-то под вершиной. Пробивали ее шахтеры из числа вольнонаемного персонала. Они сверлили глубокие шурфы в скалистой породе, закладывали в них взрывчатку и подрывали. Таким методом в горе делался тоннель длиной до километра. Его ширина и высота варьировались в пределах трёх метров. Основание штольни было плоским и практически ровным. Такого профиля требовала узкоколейная железная дорога, проложенная по центру. На определенных расстояниях от места закладки заряда, в боковых стенах тоннеля вырубались небольшие помещения, в которых размещались габаритные датчики и приборы.

Ядерные заряды на полигон доставлялись на самолетах АН-12 и поездах, вагоны которых ничем не отличались от пассажирских. Только они были устроены очень хитро: тамбур «сдергивался» (как спичечный коробок) и на платформе оставался только ядерный заряд, укутанный в войлок вместе с многочисленными принадлежностями. Заряды выгружали из вагона и погружали на специальные автомобильные платформы с помощью автокрана. Такие изделия до штольни обязательно транспортировались только в сопровождении сотрудников КГБ, которых и возил наш земляк.

С самого начала службы Михаил присутствовал на всех без исключения взрывах. В периоды испытаний ему приходилось с огромным риском для здоровья помогать специалистам в зараженных радиацией местах. Пару раз ему случалось сразу же после взрыва выезжать на площадку и снимать фотопленку с аппаратуры. Между прочим, никакой защиты от радиации и других вредных факторов солдаты не имели. Чернобыля тогда еще не было, молодые парни ничего не понимали. В простом солдатском х/б Шестаков брал в руки аккумуляторы, другую аппаратуру и, выполняя приказ, тащил их в ядерную штольню. После установки ядерного заряда штольню заливали бетоном и засыпали дробленой щебенкой.

Атомное озеро

Особенно запомнился Шестакову термоядерный взрыв (мощностью девять Хиросим), произведенный в январе 1965 года в русле реки Чаган в рамках освоения «мирного атома». В то время советские ученые планировали создание в Казахстане ряда водохранилищ, в которых могла бы аккумулироваться, в частности, паводковая вода. Проект выглядел многообещающим, ведь дно подобных водоемов в результате взрывов оплавлялось и, таким образом, должно было представлять собой идеальное хранилище для воды. К сожалению, расчеты ученых не совсем оправдались, и по сей день вода в атомном озере является зараженной и не пригодной для питья.

– Время взрыва («Ч») было назначено на 10 часов утра, – вспоминает Михаил Петрович. – Весь личный состав находился в 15 километрах от эпицентра. За полчаса до взрыва по мощному динамику было объявлено: «До «Ч» осталось тридцать минут». Позже, в соответствии с оставшимся временем, прозвучало: «До «Ч» осталось десять минут», потом – «До «Ч» осталась одна минута». За 10 секунд до взрыва отсчёт пошёл непрерывно: «Десять секунд, девять, восемь… одна секунда, ноль!».

Взрыв! Сначала из-под земли появились ярко-красные лучи. Зарево было такое, что, казалось, взошло солнце. Через несколько секунд после вспышки раздался «небесный гром» – до КП докатилась ударная волна. Мало того, что по перепонкам больно ударил оглушительный раскат и сильно тряхнуло все нутро, так еще чуть не побились машины, стоящие неподалеку друг от друга.

Но на этом последствия взрыва не закончились. Все обитатели командного пункта ощутили довольно сильное колебание земли – искусственное землетрясение. Я никогда не думал, что земная поверхность может вести себя как водная, т.е. ходить волнами и быть мягкой, как холодец. Сразу после детонации начал подниматься купол раздробленного грунта и формироваться облако из раскалённых газов, через 5 минут оно достигло высоты около 5 км. Ветер стал относить его в сторону Семипалатинска…

После взрыва прилетел самолет и сделал снимки котлована, как говорили между собой офицеры, размером 500 метров в диаметре и до 100 метров в глубину. Взрыв выбросил 10,3 млн. тонн грунта на высоту 950 м. Прикидываете, какая масса земли была выброшена взрывом за доли секунды, какую силу надо иметь, чтобы валуны весом около тонны как мячи разлетались на восемь километров.

Домой!

Приказ министра обороны СССР о демобилизации солдат призыва 1963 года был опубликован в прессе, как и в предыдущие годы, в первой декаде сентября 1966 года. При увольнении в запас всех без исключения заставили дать подписку о неразглашении в течение 25 лет любых сведений, относящихся к деятельности полигона.

Так закончились три года его армейской службы, начиналась совсем другая жизнь с ее заботами и трудностями, радостями и горестями, успехами и разочарованиями.

…В некоторых статьях утверждается, что смертность среди участников испытаний атомного оружия превышает смертность среди их сверстников в три раза. Насколько достоверны эти данные, сказать трудно, но то, что полигон многим существенно сократил сроки пребывания на земле, отнял у людей здоровье – факт неоспоримый. Вот и Михаилу Петровичу служба в армии создала большие проблемы со здоровьем на всю оставшуюся жизнь.

Но, тем не менее, сегодня он гордится, что служил на Семипалатинском ядерном полигоне. Гордится, потому что знает: с его Родиной еще продолжают считаться в мире, потому что у нее есть ядерный щит, в совершенствовании которого он тоже когда-то принимал участие.

Материал А.Лапенкова